Каким надо быть малахольным ...

[filin7]

Иногда я удивляюсь. Насколько у человека может быть сильным комплекс его неполноценности — и особенно мнимой неполноценности. Это касается способности что-то делать по работе. Ты это делаешь, но не уверен в своих силах и даёшь тому, кто уверен, чтобы тот подделал твою работу, доделал и оформил. Допустим, такого можно помощником считать или ассистентом. Но проблема в том, что помощник прекрасно видит, что его патрон себя обманывает, что он малахольный и по большому счёту — идиот.

Вот примерно такая у меня ситуация с моим артдиректором. Мы занимаемся дизайном и производством. Меня больше интересует графический дизайн, но раз производство замешано, то мои служебные обязанности обеспечивают и промышленный дизайн — в какой-то части. Это последнее, кстати, достаточно надёжно приземляет, не даёт безумным фантазиям занимать весь объём черепной коробки. А мой артдиректор, нарцисс и психопат, — он безумец, безусловно, но не без таланта. Проблема его в том, что он самоучка и по натуре вечный дилетант. Он умеет рисовать, но плохо. Он умеет чертить, но отвратительно. Поэтому у него есть я, и наша связка работает 23 года. Мне нужен этот неуёмный моторчик для поставки заказов а также для всех сношений с клиентами. Я хорошо устроился, и конечно же, условия свои стал продвигать с первого дня. Например, я сразу же отказался разговаривать с клиентами, если те звали меня к телефону. Говорил боссу, что плохо слышу, что плохо понимаю английский в скороговорке и т.п. У меня такой буфер образовался, посредник. Лучше иметь дело с одним сумасшедшим, чем с сотнями без конца и в потоке.

Ну а в чём же мой этот «творческий руководитель» даёт слабину? Примерно, я это уже обрисовал. Дилетант в себе не уверен, и он почему-то считает, что его жизненный и профессиональный опыт, то есть практика, его дилетантизм компенсирует с лихвой. Но это не так, разумеется. Поэтому у него перманентный внутренний разлад, и поэтому я должен поверять все его артистические порывы, подкладывать идеи и корректировать его глупости, не подавая вида. Иногда я наглею и на чём-то на таком настаиваю, что может разушить вмиг его мирок иллюзий. Тогда я читаю ужас в его глазах. Я уступаю, а он молча мне благодарен, насколько это возможно для нарцисса. Такой у нас негласный договор: я должен уважать его амбиции, а он меньше меня злить. Он старше меня, но у нас отношения навыворот: моя роль — это строгий учитель изобразительного искусства, а он — двенадцатилетний ленивый и туго соображающий подросток с достаточно ранимой душой.

Иногда я вижу, как он порой долго и мучительно готовит «экспромт», чтобы вдруг раз — и на какую-то очередную дизайнерскую проблему выдать этакое блестящее решение. Я понимаю, что на самом деле он не спал ночь или потратил весь вечер вне офиса, чтобы блеснуть передо мной. Да, иногда он меня удивляет какой-то действительно легкостью и элегантностью того или иного решения. И я понимаю, насколько мучителен для него этот процесс сокрытия. Я могу ему отвесить комплимент и выразить восторг, но больше сдерживаюсь, потому что рискую попасть в разводы его мерзкой паутины нарцисса, которую он всегда держит наготове, липкой и гибкой паутины. Человеческая реакция по отношению к нему вызовет нечеловеческий отклик и он станет пытаться пить кровь. А это новые эксцессы и непродуктивный уровень отношений, который я всё же пытаюсь избегать. Он ко мне относится, как к функции, а я отношусь к нему, как к больному.